Время смотреть в белый лист, неподвижно, сложив ладони на коленях, боясь осквернить белизну косыми буквами своих следов. Я знаю, почему на земле нет снега: он весь у меня внутри, чистейшие, нетоптанные шестигранники, один к одному, под давлением в сорок атмосфер. Наверное, скоро я взорвусь, и снежный вихрь поднимется до самого неба. Что поделать, такая нежность. И бесконечные норковые ласки в ласковых норках; твои прекрасные вялые руки, словно мертвые цветы. Молчи еще, твоя тишина не нарушит моей. Смотри еще, я буду не всегда. Однажды ты срежешь меня, как камыш, чтобы выстелить пол, а пока - смотри.
...Меня пугает белый цвет. Я не боюсь ни белых чайных чашек, ни полотенец, ни белого вина. Лишь белая бумага, и еще та белизна, которая в начале всех концов. Мой страх непобедим, но я надеюсь, что из этой белизны ты сделаешь всё новое для нас: и корабли, и крепостные стены, и овец с облаками, и гипсовые яблоки, и что еще бывает белым. И я шагну в хрустящий новый мир, необжитой, скрипучий, что пахнет только кожей и смолой. Мне нравится заранее такой, хоть я его не видела ни разу.
В твоих глазах - перебродивший мёд, густой и темный, а я любила разные глаза. Такие, что наотмашь били взглядом, но чтоб поили мёдом - никогда. Счастливых лет тебе со мной, моя любовь.
...Меня пугает белый цвет. Я не боюсь ни белых чайных чашек, ни полотенец, ни белого вина. Лишь белая бумага, и еще та белизна, которая в начале всех концов. Мой страх непобедим, но я надеюсь, что из этой белизны ты сделаешь всё новое для нас: и корабли, и крепостные стены, и овец с облаками, и гипсовые яблоки, и что еще бывает белым. И я шагну в хрустящий новый мир, необжитой, скрипучий, что пахнет только кожей и смолой. Мне нравится заранее такой, хоть я его не видела ни разу.
В твоих глазах - перебродивший мёд, густой и темный, а я любила разные глаза. Такие, что наотмашь били взглядом, но чтоб поили мёдом - никогда. Счастливых лет тебе со мной, моя любовь.